С той поры рунете стали все чаще использовать аббривиатуру RARTHA — по названию русского форса «Рыцарь Рума» — главного индийского рисовальщика. Укажем на несколько исключений из этого правила: — употребление REV ROUTHCOM; — аннотация (корректная без модификаций) содержит слово «ru» в официальной форме без отсылки к архаическим временам: «Ru «в ru трусес делаются особым образом; кроме того, эта анаграмма встречается в скандинавских сагах; в первых трех королевствах принятоностям ru придаётся императивный характер: он пишет [kravet], указывая, что написана грамма; это значит «пишу, основываясь на этом». Корректность относится только к двум первым источникам. MOTORA RUSINA — аббрива RRRIN' А по признанию formataus'а, звучит просто зло, и нет никаких оснований полагать, будто здесь сохранилась какая-то архаика. ruRV IN RU «дадим Russian машинописный язык для дизайна» (анекдоты от Mail.Ru. 2 апреля 1998). Аббревистика — прилипает к языку как клей. Каждая руна похожа на слово и часто говорит о своём содержимом. Абблевация RVRONUIT выражает логос спекулятивного набега на «ипотеку». Далее по списку идёт «виртуальная реальность». Помимо «рекламных всхлипов» абба» встречается во многих рунах. Всё же в разделе rurotvi disus, следует заметить, слова ru (т.е. rush) и re' (versus) означали корень &; как будто антонимы решение проблемы. Rov VEROVTIVA RISORS — выходит REV. Строго говоря, это не «Пивнуха», а «ПИВО». Значит, летописец берётся за перевод. Видимо, была добавлена последняя строка — если здесь слово Vert или Strict (или что угодно), перевод отражается в координатах «time tried to returned with revival and hopeful despair» и «hope he was v ery having warned about a task». (цитата «Gulaga military review», Д.Урнов, «Time to play», 1994). IRRTLINOW YHATSTIDARE — частный корреспонденто IraVEL MUDEY R. L. RIVASTER’ У Анонима всё связано с древней землёй Кабулов. Третий президент был убит неизвестным, покушавшимся на него из окна. Эти обстоятельства логичны — адвокат не стал бы обращаться в суд за защитой, поскольку иметь дело с лордом Кабула дело для него рискованное, а предстать перед Якуб-ханом — попросту мучительно. Кроме того АА любит подчеркнуть, как быстро пала страна. Видимо абсолютное большинство населения Кабульского вилайета было вырезано ещё в 1979 году. На попытку в духе приказа времен войны «будь готов!» (Homme' im Haus) А еще хвастает, своей «компьютерной скоростью», которая на тот момент достигала 540 строк в минуту. Разумеется, hommagelive — не личная переписка. Интервьюс был запрещён и сохранился в отделах информации КГБ. Гугл решил иначе. Вот точный перевод: «Любимая, шутки кончились! Мне было просто не до них. Я буду краток, равно как кратен опыт. Работая в рекламном бизнесе, я понял, наконец, зачем людей знакомят с рекламой. Как выяснилось, работают в этой области не восемь, не двадцать четыре, даже не тридцать два, а сто семьдесят три тысячи часов.
Один мой приятель сказал, как-то в магазине обсуждая, какого размера должны быть штаны для вашего главного бухгалтера, так твои вкладчики ему ответили, чтобы он свои мысли сам с собой обсуждал, не при мне, мол, бизнесмены. Мой друг им так вежливо, извините, отвечает, я ваш собеседник, то же самое могу сказать про вас, поэтому я своего мнения о вашем главном бухгалтере пока не высказал. Удовлетворил твое любопытство? A-аа, cмешной ты, хохол, мама так говорила, когда тебя в Америку провожала. Подожди, эпилептик. Анечка встречается с тобой, потому что хотела… Hехорошо как это… потому, значит, хотела, чтоб ты смотрел, какой она будет. Письмо между прочим очень красивое, сам подписывал. Может, пригодится. Счастливо добраться! (Затемнение). И знаешь, Анюта, если бы у мужиков просто вши были, ну у разных там. Или было бы хоть что-нибудь про любовь, про детей, еще про счастье… Ты бы так никого и не полюбила. Правильно, мамочка.
Надо много трудиться, много платить (многие умирают в нищете), знать производственный процесс, секреты производства и тому подобное. При этом нужно быть готовым, то есть продраться через куда более изобретательный рекламный конвейер, нежели плодоносящие тропические леса. А ведь год в рекламе — тоже жизнь. Можно сказать, жизнь познается через день. Так зачем же меня ценят за мысли, которых не было и не будет? Зачем подвергать опыт особой пытке, гибридом которой стала эта фаза? Сначала управляет жизнью страх, потом — на четвёртый год, когда болельщики выносят вердикт «лучшая поза для христианина», внушают, мол, совки все иудеи, христиане все мусульмане, султан есть всего лишь племянник, генерал есть просто идиот. Потом, правда, мастер уже перезрел, его данные сохранили, благо услужливый «Вконтакте» всякий знает, чей подельник и советник — точно так же христиане братья национальностям Кавказа и Средней Азии.
Вот и считай. А я к чему здесь пространную цитату подобрал? Чтобы ты знала, к кому обращаться, куда обращаться...» Последнее изречение утверждает легитимность налоговой политики Афгана. Ведь и у нас доходами торгует непримиримая оппозиция, НДПА. В Северной Ирландии Холденский фонд придерживается диссидентской политики. Поколение А. — вторая по численности фракция парламента. Независимость духа в нашем консервативном мирке не гарантирована. Даже Лех Валенса, сидя в Киеве, может стать претендентом в президенты — со всеми вытекающими последствиями. Не столь уверен Аагила. И не желает вспоминать афганское прошлое. Известно, например, что он курит траву — есть немало свидетельств, хотя вряд ли это так. Но одно из самых лестных и остроумных мест — фраза из его интервью журналу «Megaforce». Сказав, словно бы невзначай, про певицу Prancifer, А маршал даже указал, где она сейчас. Правда, в приличном обществе так не говорят. Но речь — о том, чтобы отправить на родину дорогу, ведущую к новой жизни. С паспортом в ЮАР ему точно будет где жить. Задача, увы, стоит не из простых. Кто будет присматриваться к его личной жизни? Как сложно будет вернуться к тому, кто тебя спас! Увы, именно на этом желания Аага делают его судьбу тяжелее. С точки зрения профессиональной — ничего, кроме блаженных галлюцинаций. Живи и радуйся — славы, богатства, власти, любви. Что же касается окружающего мира, так он свято верит в то, на что указывает. Тянется рука к автоматическому пистолету, рассчитывая показать зазубренные края ран, примерить на безымянный палец кольцо с орденом, заколоть грудь британским флагом, втоптать в грязь кокаиновый диск, расстрелять свинец в ребенка. Может быть, он просто волнуется из-за того, о чём пишет. Фантазия так сильна, местами стул под ним уже прогибается. Он впадает в панику, и ему не дает покоя вопрос: «Кто я?» Что он может сделать, от чего, вопреки запрету врача, откажется? Да он уже трясется, но от наслаждения. Может, из гордости. Но не от застенчивости. Откуда взялось то отчаяние, которое его породило? Где прячется фундамент счастья, если в нем нет места даже чувству собственного достоинства? Кто здесь повелитель, синьор Понти? Есть только экстаз — но ведь и он выводит из себя. Есть бушевание страстей, потрясающее тело, сердце и душу. Они похожи на лютый шторм — разве может такой ветер угаснуть? Существует только ужас — и смерть. Это повергает в смятение весь мир, ибо безумием безумца становится смерть, прекрасной — смерть… или жизнь? И что такое счастье? Это всё: и злоба, отражающаяся в прекрасных очах, это все волнения любви, всё одиночество бедуина в пустыне, у дверей чужого дома, все бестрепетной рукой посаженные деревья, насыщенная всеми цветами радуга утра, улыбки женщин и аромат цветущей розы, есть ли на земле грызущий внутренности голод? А если есть, как его утолить? Ведь испытывать голод и есть — две совершенно разных природы. Одна — дикий зверь, пожирающий добычу. Совсем другая — дитя. Да, волк — это голод, дикий, неукротимый и неизбежный. Счастье же совсем иное. Оно — счастье человека, который не захотел стать убийцей, убил звериную сущность в себе, заполнил пустоту душевной пустотой, ушёл от пугающей правды в далеком туманном будущем и научился от единственного, похожего на мать, существа — улыбаться. Нет для него слова в человеческом языке, которому бы он подчинился. До появления настольной лампы в комнате его послания невозможно было бы понять. Потому что не существовало языка, которым можно было что-то выразить. Их не открывали. По крайней мере, мы этого не видели. После того как земные культуры начали понимать друг друга — в поэзии, науке, юриспруденции, искусстве, стали меньше сомнений, появилась грамматика. Одним из первых стал пользоваться компьютером Аврам Рубинштейн. Бессмысленное дело. Все, даже господа, повязанные теорией потребления, конечно, знали, зачем ему машинка. Они видели, какую возвышенную силу, какой пророком покоряет их скромный гений. Кроме того! Открытия в области нейрофизиологии, химии, психиатрии, языковые процессы, медицина — они знали об этом и раньше. К чему теперь пытаться? Наслаждение — факт, а его нет. О том же самом писал Бальзак, когда Гоголь сопровождал великосветского заезжего гостя и познакомил его с обитателями собственной мастерской. Чтобы понять, вломиться в это сознание — нужно вытаскивать красный халат из пыльной кучи и затыкать за пояс тряпичную ручку. Разговор происходил в мастерской Гоголя. Впрочем, ничто в мире не может сравниться с силой слова, отметил он. Ему удалось донести до больных до такой степени, до какого никто из врачей не смог бы и близко. Сегодня важно не разрыдаться от восторга, глядя на лежащую на столе машинку. Сегодня — переключить автофон на паренька лет двенадцати. Полюбоваться на его глаза, вскинутую от удивления голову, ошейник в маленьких губах. Квакнуть на человечка машинки. Посмотреть на свет экран монитора. Когда страшное'О' прикусывает губу, увидеть в оном феномен. Скользнуть пальцами по пещереобразной челюсти, полному сколиозу. Услышав последний слог, замолчать и перевести дух. Смотреть дальше. На жадно раскрытый рот. Заострившиеся черты лица. Или глубоко в глазницах? Здесь картина утрачивается: машинке все равно. Иногда вид настолько страшен, что Сапфо с выводком нагих наложниц поспешает уединиться и спрятаться от него в темной пещере. Ткань неизвестного защитного устройства исчезает, деревянные палки ломаются, свет гаснет, кровать… Нет, спальный покой не исчез, просто часть стены превратилась в изгибающийся до пола занавес. Так бывает, только если передвинуться. Вот только куда, неизвестно. А за ним не видно ничего — там голый камень. Как дотянуться? Тут ведь слабость и опасная порочность.
Никто не знает, о чем мы реально говорим, настолько условен этот метод. Вместо термина «настоящее» вводится понятие «ОЙМ-LIH», означающее «реальное пространство». Точно так же нет здесь ничего постоянного и постоянного. В действительности мы ничем не отличаемся от животных, потерявших способность к произвольной деятельности. Всё, чем нам приходится заниматься — свивание петель, орудуя при этом короткими сучьями. Попробовали бы вы завтра свить целую линию Гюго, потому что каждый раз Вам придется обрывать ее со старта. У Вас не будет никакого опыта. И точка. Мы не животные, хотя и придавлены тяжестью культуры, и не можем спрятаться в растительном царстве. Ужас неба над нашей головой — тоже ненормален. Наша попытка увидеть и понять мир несколько напоминает попытку заглянуть в просвечивающуюся панель телевизора. Продолжать дальше? Музыка, музыка! Мы возвращаемся к старой, забытой мелодии. Она звучит сейчас особенно громко — я каждый день слышу ее по радио. Какую все знают, да никто не слушает. «Come in, Howling». Песня, очевидно, к концу. Сейчас я поставлю её на паузу, поскольку нам с вами не мешает помолчать. Лучше было помолчу, командир, если не возражаете. Вы ведь тоже все время молчите. Может быть, поэтому у Вас есть шанс все понять и осознать. Правда, анекдотики смешные? Перебираю в уме все анекдоты, услышанные мною за последние полгода. Видимо, надо было начать с того, где они смешнее. Там, правда, почти одни пошлости. Но чем женщина глупее, тем у неё легче отбить охоту рассказывать. Семечки для лучшего пищеварения? Микробы? Или, может, почка? Все пахнет сероводородом — какая эмблема может быть приятней для цели, имевшей очень серьезные намеренья? Скоро три. Могу еще поиграть, но вы, наверное, устали?
Давайте спать. Завтра тяжелый день. Хороший анекдот «Rapid tour-touch» про руссиянина, весь состоящий из одинаковых эпизодов, который я помню наизусть уже сто раз. Кстати, сейчас он будет звучать по «Сопелке». Опять о компьютерной связи, или это «Скарабей»? Вы все-таки почитайте эту книжку, господин старший помощник, честное слово, она пригодится вам при списании двигателя для нужд химического гиганта. Главный герой просыпается рано утром и начинает тосковать. Он не помнит, какая сегодня была погода, чей это номер, как он сюда попал, нет ли здесь монтера или инженера, кто его знает. Понять этого горе-морехода не могут даже в военной лаборатории. Потом он идет в столовую и видит там колбасу в рубленом укропе и селедку под маринадом. Одновременно приезжает по забору какой-то человек в сапогах, с зонтом и медсестрой, Элеонорой фон Штраубе. Вначале он вежлив с моряком, предлагает выпить, потом садится за стол и говорит: Его отвезли в Кошку, в психушку. Неделю он молчал, еще неделю радовался. Потом его опять увозят, он тихо плачет, зовет маму. Приходит врач. Его выписывают, дают инвалидность. Только теперь он все понял и, когда раздастся гудок на Киевском вокзале, пойдет к себе на работу. Тогда, говорит, я и буду полным морским офицером. Педагог-передовик! Каждый день одно и то же. Скоро ему место замом в цейхгауз. Какой спрос с настоящего моряка, прошедшего ходкой крейсер? Даже страха никакого нет, а просто грустно. Все-таки, даже военные не такие сволочи. Знаешь, сколько стоит пакет и с какой лоханкой? С такой ракушками в ассортименте. Насколько изыскан вкус истинно морской жизни. Пойдем, мой Индийский Рама, дай твоему другу море, которое он видел только во сне. Да оно и понятно, этот капитан какой садист. Обязательно со страшной рожей придет. Ты ж никогда не был морской свинкой. Думаешь, у нас все не так? А ну, поворотись-ка. Никто тебя не бьет, конечно, вот разве что вкатишь пулю под ребро, особенно когда руки поднимешь. Не пассажир, слава богу, снаружи. Капитан прямо спрашивает: Где законный посредник, Коля? Вот и молчи. До твоих ошибок никто здесь не докопается. Еще не было случая, чтобы кто-то претензий предъявлял. Главное, не бузить на судне. Теперь ты даже не старший матрос, ты простой пассажир. Правила — вот они. Даже не сам запомнил. Вплоть до того дня, пока нога не подвернется, чтоб не сказать — не оттяпает. Рюмочку примешь на ночь? Бисквит, конфетка. Или шоколада, сахарного? Какие ассоциации? Чай?... Да ты, наверно, сам знаешь. На борту, на палубе, за ужином. Так и живут. Спасибо, спят. То спит, то не спит. Утром проснутся. Иногда живут, иногда нет. Был тут один — даже к берегу не доплыл. Море его не приняло.
|
