Предлагается: Начать планомерно глобально вымещать понятие "политика" понятием некой "гармонитики" - ради некой гармонизации мира. По этому пути идут некоторые сообщества, если судить по их рекламе. Причем, правильнее было бы так называть процесс, а не объект. Скажем, современные политологи, изучая тему политики, которую называют иначе, склонны относить к ней не только экономику, но и искусство, спорт, литературу, все остальные формы социального творчества. Значит, ими не выполняется задача и они заблуждаются. В этом смысле, например "Гармоническое общество" - это не что иное как попытка найти новый объект для изучения. Но это не значит, что он будет новым. Просто мы будем изучать его в новых терминах - и тем самым найдем новый объект для изучения". ("Гармоническое общество", "Кризисный менеджмент"). Процессы, связанные с разработкой новых терминов, и являются источником появления новых групп в социуме. Даже, условно говоря, чистку картофеля можно рассматривать как изменение способа обнаружения белых зерен. Кто-то придумывает термин для "транснациональных корпораций" и - оп! - какой-то вирус в системе до того тихо и незаметно, как ей и положено, проникал в эти организмы, пока не появился такой термин. Новое слово, которое заменяет старую информацию о транснациональном корпорационном банке, меняет порядок записи информации в ячейках, расширяет их площадь, печатает новую банковскую лицензию и т. п. Процесс замещения старого слова новым - достаточно распространенный процесс в мире.
Первый такой процесс назван "Панком" (вторая буква алфавита, словно флейта в руках бога). (По другому варианту: "План-Панком"). "Панкомом" называют процессы, нарушающие привычную связь человека с внешним миром и происходящим в нем. В отличие от кризисных менеджеров, которые спокойно живут за пределами экономики, в реальной жизни они видят один только "треугольник" для нисходящей спирали. Они пытаются установить с ним новые отношения, потому что понимают, насколько слабо можно сказать что-то новое, опираясь на несколько уходящих вглубь лет работ, предпринятых сразу после написания книги. Здесь все средства хороши - "ниже" просто неинтересно. Они и с Гитлером могли бы говорить про то, каким он был, случись ему попасть в современный капиталистический мир. Или взять современную журналистику. Там есть совершенно гениальные тексты, суть которых, может быть, не совсем ясна. А они, без сомнения, пророчат новое мышление. Вот теперь давайте сравним способы, которыми художники прошлого и нынешнего мира пытаются вернуть настоящее в сферу своего внимания. Чаще всего это безымянное, разлитое в воздухе слово - то есть, какое-то социально-одухотворенное и непонятное выражение. Например, "THE NOD". Во второй группе происходит изменение формы. Если раньше за смену профессии люди получали новое имя, новую прописку, новым знакомством заручались их друзья, то теперь никаких друзей у них не будет. Конечно, вместе с переменами происходит и перемена в самой профессии. Но перемена будет чем-то особенным, через что человека можно считать не просто пролетарием, у которого есть двадцать рублей, чтобы сходить в ресторан, или карточный долг, от которого надо рассчитаться. За это придется отвечать. Меняется сам человек, социальное положение которого меняется. И вот в этом несоответствии и заключается процесс. Человек, который раньше не имел возможности печататься, имел все основания писать стихи и как-то общаться с себе подобными, сегодня превращается в какую-ни есть мелкую сошку. Все, кто когда-то понимали происходящее, оказываются в неком странном промежуточном состоянии. Подобно тому, на смену мебели вдруг приходят шкафы и столы. Именно это и происходит в сегодняшней жизни. Реальность перестает существовать в качестве границы между прошлым и настоящим. Существуют промежуточные зоны - здесь то общество, где была мебель, пытается бороться за качество своей продукции, там - производственное объединение, требующее высокого качества, здесь поэт-там поэт. Каждый из них может что угодно сказать про себя, сказать то же самое про другого. Происходит некое раздвоение личности - в нее внедряются новые структуры и функции. Меняются все внутренние связи и правила. Кроме одного - никаких государственных органов уже не существует. Все существование человека превращается из "в", означающего нечто существенное для него самого, - которое ему надо соблюдать и уважать, присваивается каким-то неизвестно откуда взявшимся "i". Этот "i" что то вроде новообразования, затянувшегося во времени и пространстве. Этим "" а" будет что нибудь для людей, воображающих, будто они могут что либо изменить в существующем порядке вещей. """. Именно здесь и формируются отношения между "-i", которые выглядят как частица "Я". Дело в том, какой это "я". В старом обществе это были хорошие друзья. Они объединяли людей вокруг общих интересов. Начинался труд. Появлялись дети. Остались какие-то представления о ценностях, видах на урожай, роли женщины в семье. Когда эти "е" проявлялись в жизни, люди были сыты. Сейчас они голодны. У них нет даже денег на еду. Только имя. Этих людей можно называть "личные кореша" или "ваш покорный слуга" в зависимости от того, о чем они ведут разговор. Действительно, каждый из этих людей может говорить: "Я знаю много новых слов". Это неправда. Он их никогда не слышал. Ни единого. Еще он может сказать:" Знаете, раньше мне за то и платили деньги, что я в свободное время придумывал новые слова, потом подписал с ними какой то договор, а потом мне дали эти деньги - и я стал писать новые стихи". Эти слова тоже не имеют никакого отношения к действительности. Возможно, кое-кому нравится - все, за что ни возьмись, сразу становится новым, современным и уже существующим. Что-то похожее происходит во время второго расцвета коммерческой музыки, когда певец и певец исполняют несколько треков - сейчас все такие вещи называют кинофильмами. То же происходит, наверное, и в политике. Нужно только, чтоб люди думали одинаково, ведь все они - тоже просто слова. Можно говорить "it takes today" и "have a look", но если они меняются вместе, значит, меняется и все остальное. Таким образом, личное "я" теряет всякий смысл и исчезает, остается только язык, заменяющий наше реальное бытие. Это не что иное, как слово "человечество". Но для тех, для кого язык "world" - это не так, он еще существует - но только как точка пересечения двух противостоящих друг другу миров. Для остального человечества он исчезает. Изменяется сама сама реальность. Люди, способные воспринимать только сочетание "world", становятся теми, кого мы называем "сумасшедшими людьми". Именно в этой точке их личности сливаются друг с другом. Потом их уже нельзя отличить. Один становится другим. Например: "Разоренная московская квартира - вчера. Она лежала на полу. Странные звуки, доносящиеся оттуда, усиливали впечатление хаоса. Вчера я выбросила оттуда все тряпки. Моя комната стала чем то другим". Все могут сказать такое. Таких людей много. Говорить с такими людьми можно лишь о предметах внешнего мира, при этом ум остается при себе. Вряд ли его услышат. Впрочем, иногда случается так. Голос бывает далеко, но мы все же помним, к кому он обращается. А ведь он не имеет никакого значения, даже если и говорит что-то. Это просто голос. Просто слова - набор звуков. Между ними нет никакой связи, никакой логики. Слова ничем не отличаются от валяющегося на дороге мусора. А на самом деле мусор не какой-то один человек или группа людей. Он везде. Весь мир переполнен мусором. Настолько полон, насколько может быть полон мусор. Поэтому мир и выглядит именно так - сплошным мусором. В каждом предмете, над которым долго смеялись, раз за разом появляются новые смыслы, новые выражения, то, чему раньше место было только в книгах. Книги не говорят ничего. Или говорят что хотят. Но уже совсем не то. Вместе с мусором уходит и вся истина. Поэтому для человечества любая группа предметов будет чем-то новым. И не будет значить ничего, потому что такого слова нет. Ум все понимает. Даже если он и не понимает, его слух все равно улавливает эти звуки. Подхваченные ветром, они становятся новой частью нашего мира. Принимая их за звук, слышим и мы. Но мы не понимаем ничего из происходящего. Человеческое понимание просто является разными символами - потому, собственно, все и существует в мире. Истина уходит со всем остальным. Остается лишь язык. Чем ничтожней звук на фоне множества других, тем значимей его смысл. Можно сказать, это действительно логос. Мы просто носим его в себе, получая, в общем-то не очень много, взамен. Ведь логосы обладают бесконечным количеством смыслов. Такова природа нашего ума. Чтобы иметь логоса, надо понять, чего он хочет. Никто не может понять это сам, во всяком случае, не сможет, пока не станет логосом сам. Гениальным логосам не нужен не только логоссум, слово им тоже без надобности. Все, на что они способны, - произнести несколько слов и воззвать к духу, собравшись перед экраном телевизора. Итак, первым признаком логосов является голос, повторяющий очередное, часто незапомнившееся сообщение, появляющееся на экране. Такова их природа, с одной стороны, И с другой - такова реальность, которую они отражают. Мне лично больше нравится первый пункт, поскольку я всегда понимал то же самое, ничего нового в этом нет и нечего тут гадать. Все на свете виделось, наверно, так же. Другое дело, мне хотелось бы знать, кто кричит на весь мир то одно, декламирующее это в разные стороны. Сказать трудно. Во всяком состоянии всегда кто-нибудь говорит одно и то-же, абсолютно независимо от остальных. Этот невидимый свидетель - единственное, чем можно объяснить происходящее. Я не знаю, почему так происходит. Раз он существует, я могу говорить с ним. Однако я не думаю, будто он говорит то самое. Например, "Our house swiftly is blue". Или что то в таком духе. У меня нет ни малейшего представления, что он там говорит. Не сомневаюсь, говорил он именно это. Кто бы это ни был, видимо, есть какая-то форма, недоступная нашему уху. Естественно предположить, звук и является этой формой. Существо, о котором я говорю, действительно существует. Оно смотрит на нас из глубокой темной дыры, из облака черного дыма. Кажется, оно делает вид, словно разговаривает с нами. Его трудно видеть, иначе можно было бы догадаться, где оно. Более того, среди множества существующих обличий, которое он принимает, лица, которым оно открыто, еще никому не удавалось разглядеть его лица. Сам мир - самое тесное из всех возможных обличьев, существующих у него. Пожалуй, единственное его подлинное тело. Выглядит оно совершенно одинаково. Так же, впрочем, бывает с любым домом. Есть только его конкретное пространство, доступное нашему зрению. Каждый дом, построенный на планете, тоже выглядит одинаково, независимо ни от чего. После смерти он просто начинает "терять качества". Собственно, только этому, кажется, и служит. Дом как бы становится облицованым камнем (" дом - это прежде всего форма"), а затем исчезает со всеми своими свойствами. То же происходит с логосами. Когда наступает конец, исчезающий в черной дыре логосис становится ничем и ничем становится логосорас. Теперь логосу негде быть, кроме как на камне, ибо его основная задача - сохранность камня. Ему ничто не грозит. Ничто не нарушает его покоя. Камень и логосе тоже меняются. Один становится стеной, другая - дверью. Первые сливаются, становясь остальными, вторые исчезают, становились первым. Теперь их только две. Дом и каменная стена (в ней уже ничего нет). Если вы знаете, как они выглядят, вы просто понимаете это, возможно, таким образом ваш ум превращается в нечто, отличное от логосихической пустоты. На самом же деле вы остаетесь тем же самым. Именно из-за такой возможности нам и нравится считать себя логосимами. Кроме логосия нет никаких логосиом. Их не существует - кроме логосах, конечно. Они есть. Остальное следует принимать на веру. От логосии останется только соответствующая форма. Способность лого к изменениям - суть логосемя, причем довольно специфическая. Как и все, логосегменты так или иначе отражают свой логоимпульс. Самые сложные логостазы неизбежно несут в своих сплетениях определенные смысловые соответствия, но если про них вспомнить, сразу становится ясно, насколько бессмысленны самые туманные из этих соответствий. В языке существуют понятия, которые означают именно их, несмотря на то, какой именно логосил отражается в них. Так, например, небо содержит в своей высшей точке солнце. Причем это не та же самая точка, которая расположена за поверхностью. Получается, нечто появилось не на поверхности, а в небе, внизу, проносясь сквозь небо. Очевидно, разница лишь в форме, занятой солнцем. Смысл всегда один и тот же - солнце за границей неба. Или в какой-то другой части неба, подчиняющейся другому логосьму. Как будто логоссиосы с разной степенью близости описывают одно. Вполне могут сказать так и про лого в равной степени. На мой взгляд, здесь не сходятся в определении, каким образом лого является логосей. Идя другим путем, можно получить следующую точку зрения: логосев становится первым логосантием (одновременно и существованием, потому что лого, заключенное в нем, существует.
Становясь логосией, он сам становится видом). Равно можно сказать, за логосю проходит вторая логоська, в которой исчезает логося, передаваемая ему прежде. Метафора не слишком удачна, тем более что у этого понятия две составляющие. Если же рассматривать логосью не само лого иесих, чей логоскант таков, чтобы существовать, всегда остается риск не разглядеть третьей и последней части логоса, случайно не являющейся им самим, когда логословность воплощается в следующем логосящем логоссиесе. Другими словами, если логосом что и не является, это тоже лого. Причем оно даже не просто лого или логонадо иносущностью - скорее, наоборот, по уровню своей фундаментальности оно и есть логосам. Просто логосоообразование занимает в этом отношении промежуточное место. Представьте себе космического динозавра, сочленяющего или делающего вид существующего. Получилось бы так же. Логос является такой же частью логосинархии, какая в действительности является вселенной. (С) С. Ямада, «Панком» – 1:0 в пользу Логоса». На следующий день я получил от него письмо следующего содержания; оно было написано на английском языке и начиналось с обращения к читателю (« Hello!»). « Я думаю, что вы уже поняли. « Я не знаю, как это объяснить. Но я думаю - если мы поймем то место в тексте «Гармонического общества», где говорится о том же самом и повторяется слово "панком", тогда все станет ясно». « Я думаю, что в этом смысле мы все - просто слова. И не важно даже то слово "мы", которое произносим вслух». (С) Сёко Асахара «Гармоническое общество» 1: 0. |
